Winters used to be cold in England. We, my parents especially, spent them watching the wrestling. The wrestling they watched on their black-and-white television sets on Saturday afternoons represented a brief intrusion of life and colour in their otherwise monochrome lives. Their work overalls were faded, the sofa cover—unchanged for years—was faded, their memories of the people they had been before coming to England were fading too. My parents, their whole generation, treadmilled away the best years of their lives toiling in factories for shoddy paypackets. A life of drudgery, of deformed spines, of chronic arthritis, of severed hands. They bit their lips and put up with the pain. They had no option but to. In their minds they tried to switch off—to ignore the slights of co-workers, not to bridle against the glib cackling of foremen, and, in the case of Indian women, not to fret when they were slapped about by their husbands. Put up with the pain, they told themselves, deal with the pain—the shooting pains up the arms, the corroded hip joints, the back seizures from leaning over sewing machines for too many years, the callused knuckles from handwashing clothes, the rheumy knees from scrubbing the kitchen floor with their husbands' used underpants.
When my parents sat down to watch the wrestling on Saturday afternoons, milky cardamon tea in hand, they wanted to be entertained, they wanted a laugh. But they also wanted the good guy, just for once, to triumph over the bad guy. They wanted the swaggering, braying bully to get his come-uppance. They prayed for the nice guy, lying there on the canvas, trapped in a double-finger interlock or clutching his kidneys in agony, not to submit. If only he could hold out just a bit longer, bear the pain, last the course. If only he did these things, chances were, wrestling being what it was, that he would triumph. It was only a qualified victory, however. You'd see the winner, exhausted, barely able to wave to the crowd. The triumph was mainly one of survival. | Зимы в Англии холодные. И наша семья коротала их за просмотром соревнований по вольной борьбе. Эти соревнования на экране старенького чёрно-белого телевизора в субботний вечер привносили в серую обыденность моих родителей буйство жизни и красок. Их рабочая одежда поблекла, не менявшаяся на протяжении многих лет обивка дивана выцвела. Их воспоминания о том, кем они были в Индии до приезда в Англию, меркнули с годами. Мои родители, да что там, всё их поколение, погубили лучшие годы своей жизни, вкалывая на заводе за жалкие гроши. Работа в поте лица, сгорбленные спины, хронический артрит, искалеченные руки. Они кусали губы и терпели эту боль. У них не было выбора. Отключиться от этой суровой реальности – не обращать внимания на пренебрежительное отношение коллег, не возмущаться пустой болтовне начальников. Женщинам – не реагировать на побои от мужа. Терпеть эту боль, приручить её – стреляющую боль в плечах, истёртые суставы, острые приступы боли в спине от долгого сидения за швейной машинкой на протяжении многих лет, покрытые мозолями ладони от ручной стирки, ноющие колени от постоянного мытья полов кухни мужниными сношенными кальсонами.
Когда мои родители в субботу вечером устраивались перед телевизором с чашкой традиционного индийского чая с молоком и кардамоном, чтобы смотреть соревнования по вольной борьбе, им хотелось развлечься, посмеяться. Но ещё им хотелось, чтобы хоть один единственный раз хороший парень одолел плохого. Им хотелось, чтобы этот чванливый ревущий громила наконец получил по заслугам. Они молились за хорошего парня, распластанного на ковре под тяжестью соперника или отчаянно извивающегося под ним, не желая сдаваться. Если б только он смог продержаться ещё немного, вытерпеть эту боль, продолжить схватку. Если б только ему это удалось! Тогда, и в этом-то и есть смысл борьбы, победа была бы за ним. Но победа с маленькой буквы. Потому что у измождённого победителя едва хватило бы сил поприветствовать зрителей. И это была бы, большей частью, победа на выживание. |